Но в то время, как наша непосредственная реальность подвергается дроблению, глобальная реальность в возрастающей степени поглощает индивида, делает его сопричастным себе, а иногда даже подавляет. Очевидной, непосредственной и вызвавшей уже оживленную дискуссию причиной тому являются средства массовой информации. Вызванные этими
средствами и электронно-вычислительными машинами перемены способствуют появлению необычайно взаимосвязанного общества, члены которого находятся в непрерывном и тесном
зрительно-слуховом контакте: они постоянно взаимодействуют между собой, мгновенно принимают участие в самых ответственных социальных экспериментах, стремятся ко все большему личному участию даже в самых далеких от них проблемах. Новое поколение уже не составляет себе представления о мире исключительно на основе чтения либо идеологически обоснованных анализов современной действительности, либо ее обстоятельных описаний —оно также познает этот мир и как бы заочно ощущает его с помощью зрительно-слуховых
средств информации. Эта форма информации о реальности, особенно в развитых странах, растет гораздо быстрее, чем традиционные письменные пособия, и является для масс глав
ным источником новостей. K 1985 г. расстояние уже не сможет служить оправданием для задержки в передаче информации из любой части мира в мощные городские нервные центры, которые будут характеризоваться самой большой на земном шаре концентрацией людей».
Глобальные телефонные контакты методом непосредственного набора номера (в высокоразвитых странах они будут включать в себя также и мгновенные визуальные контакты) и глобальная система телевизионных спутников, которая позволит некоторым государствам «вторгаться» в частные дома в других странах, создадут беспрецедентную глобальную близость.
Новая реальность не будет, однако, реальностью «глобальной деревни». Упоминаемая Маклюэном поразительная аналогия не учитывает таких факторов, как личная стабильность,
личная близость между людьми, безоговорочное признание ими одних и тех же ценностей и традиций, между тем как все эти факторы были важными атрибутами примитивной деревни.
Более уместной аналогией является понятие («глобального города», представляющего собой нервическое, беспокойное, напряженное и фрагментарное сплетение взаимозависимостей.
Для этих взаимозависимостей, однако, более характерно взаимодействие, чем близость. Система мгновенной информации уже создает нечто схожее с глобальной нервной системой.
Случайные перебои в работе этой нервной системы—в результате затемнений или аварий — будут весьма ощутительно нарушать нормальное течение жизни города именно потому, что
в этом процессе «нервного взаимодействия» будут отсутствовать взаимное доверие и взаимно укрепляющее людей чувство стабильности, неизменно присущие тесным связям между жителями деревни.
Все более интенсивное вовлечение человека в глобальные события отражается в меняющемся характере того, что до сих пор рассматривалось как местная информация, и несомненно
определяется им. K газетам добавилось телевидение, которое расширило непосредственный горизонт зрителя или читателя до такой грани, где «местное» в возрастающей степени означает «национальное», причем глобальные события требуют беспрецедентного внимания к себе. Физический и моральный иммунитет по отношению к «иностранным» событиям не может по-настоящему сохраняться в условиях, когда возрастает интеллектуальное понимание глобальной взаимозависимости людей и когда происходит электронное вторжение глобальных
событий в человеческие жилища.
Это положение способствует также новому пониманию международных дел. Даже в недавнем еще прошлом о международной политике узнавали, изучая историю и географию, читая газеты. Это приводило к чрезвычайно схематизированному, даже жесткому подходу, при котором удобно было относить события и государства к определенным категориям,
до некоторой степени руководствуясь соображениями идеологического порядка. Сегодня же проблемы иностранных дел наваливаются на ребенка или подростка в развитых странах в виде разрозненных, спорадических, изолированных, но непосредственно затрагивающих его самого событий: катастрофы и акты насилия, происходящие как за границей, так и дома, сплетаются в единый запутанный узел, и, хотя они могут вызвать либо положительные, либо отрицательные реакции, их уже нельзя распределить по четко разграниченным категориям — «мы» и «они». Особенно большую роль в возникновении «расплывчатого», значительно более субъективного и также окрашенного чувством личной причастности отношения к мировой политике играет телевидение. Каждый, кто преподает международную политику, ощущает серьезную перемену именно такого плана в отношении к ней молодежи.
Подобное прямое глобальное вторжение и взаимодействие событий не способствуют, однако, лучшему «пониманию» наших современных дел. Напротив, можно утверждать, что для
большинства людей прийти к такому «пониманию»—в смысле обладания субъективной верой в собственную способность оценивать события исходя из каких-то организованных принципов, — сегодня в некоторых отношениях стало гораздо труднее. Мгновенное, но заочное участие в событиях приводит к возникновению чувства неуверенности, особенно когда делается все более очевидным, что привычные аналитические категории уже не могут быть адекватно применены к новым обстоятельствам.
Научный взрыв—это наиболее стремительно развивающийся аспект всей нашей реальности, растущий быстрее, чем население, промышленность и города; такой взрыв скорее увеличивает, чем уменьшает, подобное чувство неуверенности.
Для среднего гражданина и даже для интеллигента попросту невозможно усвоить и разумно организовать для себя поток знаний. В каждой области науки раздаются жалобы на то, что
слишком обильная публикация докладов, научных изданий и ученых статей и избыток специальных журналов вынуждают людей превращаться либо в узких, ограниченных специалистов, либо в поверхностных обобщателей. Таким образом, по мере того как знания расширяются, становится все труднее достичь единства мнений в отношении прогнозов на будущее; вдобавок, традиционные прогнозы, вроде тех, которые возникли на основе примитивных мифов или, более недавно, на основе некоторых исторически обусловленных идеологий, уже не выдерживают критики.
Угроза интеллектуального раскола человечества, вызванная разрывом между темпами расширения знаний и быстротой их усвоения, ставит тревожный вопрос относительно возможности его интеллектуального единства в будущем. Обычно предполагалось, что современный мир, во все большей мере формируемый индустриальной и урбанистической революциями, будет выглядеть более однородным. Возможно, так оно и будет, но это может оказаться однородностью непрочности, неуверенности и интеллектуальной анархии. Поэтому результатом подобной однородности совсем не обязательно явится более стабильная обстановка.
