Что касается непосредственной подоплеки этих войн, переключение основного внимания с афганской войны на иракскую подкреплялось принятым администрацией Буша намеренно широким определением терроризма, оправдывающим кампанию против Саддама Хусейна — вопреки идеологическому неприятию Ираком «Аль-Каиды» и ответной враждебности «Аль-Каиды» к режиму Хусейна. Негласно объединив их под общей скобкой «исламского джихада» и оправдывая военные действия Штатов «борьбой с террором», было гораздо проще направить вспыхнувший 11 сентября гнев американского народа не только на непосредственных исполнителей, но и на другие исламские структуры. «Радиоактивное облако», которого предпочла не дожидаться в виде непосредственной угрозы Соединённым Штатам Кондолиза Райс (тогдашний советник президента по вопросам национальной безопасности), стало удобным символом, позволяющим настроить общественное мнение против огульно назначенного врага. Этот символ нагнетал общественные страхи до предела, ставя в заведомо проигрышное положение тех, кто осмеливался засомневаться в фактической точности претензий Белого дома к Ираку.
Демагогия, подпитываемая страхами, — мощное орудие, быстро приносящее плоды, но при этом чреватое значительными внутренними и внешними проблемами в долгосрочной перспективе. Примером его губительного воздействия могут служить наиболее нашумевшие случаи издевательств над иракскими пленными, включая некоторых старших офицеров. Это побочные эффекты восприятия врага как воплощения зла, к которому соответственно жестокие меры оправданно применимы. Американские СМИ — включая голливудские фильмы и телевизионные драмы — тоже внесли существенный вклад в формирование общественного настроения, визуально сосредоточивая страх и ненависть на персонажах с выраженными арабскими чертами. Подобная демагогия порождала дискриминационные действия по отношению к отдельным мусульмано-американцам, особенно арабского происхождения, варьирующиеся от расовой дискриминации до масштабных обвинительных процессов против арабо-американских благотворительных организаций. В общем и целом появление у «войны с террором» дополнительной религиозной и расовой составляющей подорвало доверие к американской демократии, а решение через полтора года после 11 сентября развязать иракскую войну вышло Америке боком.
Все могло бы — и должно было бы — повернуться по-другому. Прежде всего война в Ираке была ненужной, и её следовало избежать. Вскоре для президента Буша она обрела более важное значение, чем предшествующая ответная военная реакция на спланированные в Афганистане теракты «Аль-Каиды». Из-за этого афганский конфликт оказался более затяжным и кровопролитным, а в конечном итоге более проблемным в геополитическом отношении, поскольку в него всё больше вовлекался и Пакистан. Во-вторых, ещё раньше Штатам не следовало оставлять Афганистан без внимания после выхода оттуда советских войск. Страна в буквальном смысле лежала в руинах, отчаянно нуждаясь в экономической помощи, чтобы стабилизировать обстановку хотя бы минимально. Однако и Буш-старший, и Клинтон проявили пассивное безразличие. Образовавшийся вакуум в 1990-х заполнили талибы, за которыми стоял Пакистан, пытавшийся таким образом занять геостратегически выгодные позиции по отношению к Индии. Вскоре «Талибан» пригрел под своим крылом «Аль-Каиду» — дальнейшее всем известно. После 11 сентября у США не осталось другого выхода, кроме как ответить силой на силу.
Но и тогда Штаты могли попытаться выработать общую стратегию по отделению религиозных экстремистов «Аль-Каиды» от мусульманского большинства. Эта стратегия, как автор этой книги доказывал в свое время на публицистических полосах «Уолл-стрит джорнал» и «Нью-Йорк таймс», должна была совместить активную кампанию по уничтожению существующих террористических организаций (которую администрация Буша, к её чести, все же предприняла) с более широкими и долгосрочными политическими мерами, призванными лишить терроризм поддержки. Для этого требовалось побуждать посредников в мусульманских странах блокировать экстремизм как неприемлемую тенденцию — по аналогии с успешной политической коалицией против Саддама Хусейна десятилетием ранее. Однако для выполнения этой стратегической задачи от США потребовалась бы серьёзная нацеленность на мирное урегулирование конфликтов на Ближнем Востоке, что Бушем и его советниками отметалось безоговорочно.
Результатом было резкое падение глобального престижа Америки по сравнению с последним десятилетием XX века, прогрессирующее сокращение кредита доверия президенту, а значит, и стране, и существенное снижение самоидентификации союзников Америки с её безопасностью. Подавляющее большинство союзников сочли начатую в 2003 году войну в Ираке односторонней, сомнительной и чрезмерной реакцией Америки на трагедию 11 сентября. Даже в Афганистане, где союзники поддержали Америку в борьбе против «Аль-Каиды», эта поддержка постепенно начала таять. Союзники по НАТО, участвующие в афганской кампании, ещё раньше американцев осознали, что стремление Буша объединить военные действия против «Аль-Каиды» с попыткой создать в Афганистане современное демократическое государство содержит взаимоисключающие задачи и условия.
Всё дело в том, что модернизирующие реформы, навязанные извне, проведённые второпях и противоречащие вековым традициям, строящимся на глубоких религиозных убеждениях, вряд ли продержатся без продолжительного и настойчивого иностранного присутствия. А последнее чревато новыми вспышками сопротивления, не говоря уже о том, что проживание около четырнадцати миллионов пуштунов (примерно 40% населения) в Афганистане и около двадцати восьми миллионов пуштунов в Пакистане (порядка 15% населения) грозит перехлестом конфликта через афганско-пакистанскую границу и его неуправляемой территориальной и демографической эскалацией.