Как было показано в предыдущих главах, нестабильное состояние системы управления не может продолжаться бесконечно. Население и организации вырабатывают защитные механизмы, начинают уклоняться от выполнения обязанностей, учатся избегать репрессий, и система постепенно переходит в стабильное, застойное состояние. С переходом в стабильный режим функционирования система автоматически оказывается ввергнутой во внутренний конфликт. Конфликт обусловлен тем, что, с одной стороны, система требует от всех звеньев управления неукоснительного выполнения требований и максимальной отдачи, выдвигает непомерные требования к начальникам и подчиненным, а люди и организации начинают уклоняться, вырабатывают механизм защиты от управленческого воздействия. Они отказываются выполнять обязанности в полном объеме, жертвовать собой и своими подчиненными, своим временем, жизнью и имуществом.
Во многих других странах подобный конфликт привел бы к чему-то аналогичному гражданской войне, революции, внутреннему распаду и дезорганизации. Он разрушил бы систему управления, а с ней и общество. Но с Россией этого не случилось, так как был достигнут исторический компромисс между системой управления и населением. Выработалась особая технология достижения равновесия между непомерно высокими требованиями системы к людям и организациям, с одной стороны, и нежеланием (да и невозможностью) людей выполнять все эти требования, с другой стороны. Как иронически пишет С. Мостовщиков, «…именно умение граждан и их Родины как следует договариваться о правилах совместного проживания приносит цивилизации неплохие результаты»[550]. Указанный компромисс, благодаря которому «и овцы целы и волки сыты», заключается в формальном соблюдении обязанностей. Система делает вид, что она по-прежнему выполняет управленческие функции в полном объеме, то есть функционирует якобы в аварийном, нестабильном режиме, а исполнители подыгрывают и делают вид, что они соблюдают все эти непомерные требования — демонстрируют энтузиазм, покорность, согласие с тем, что все обстоит как прежде, хотя на самом деле большую часть своих обязанностей они уже игнорируют, выполняют только внешний ритуал.
Как начали со времен добровольно-принудительного крещения Руси притворяться верующими христианами, так и продолжают до сих пор притворяться добросовестными подчиненными, честными налогоплательщиками, верными супругами и т. д. Налоговая сфера, пожалуй, служит наилучшей иллюстрацией. Князья недоплачивали Орде, крепостные крестьяне — помещикам (только один типичный пример: «болдинские и кистеневские крестьяне состояли в основном на оброке. Оброчная норма определялась здесь в 60 рублей ассигнациями. Но оброка платилось не более трети»[554]), современные предприниматели — государству.
Сейчас «государство делает вид, что собирает налоги, налегая на точки, где легче собрать деньги даже ценой запретительных для производства условий. Народ делает вид, что налоги платит, понимая, что прибыль стала привилегией, которая зависит не от хорошей работы, а от того, как ты договоришься с чиновником»[555]. В общем, «характер российского общества, в отличие от западноевропейского, определяется не столько соглашением подданных и государственной власти об обоюдном соблюдении законов, сколько молчаливым сговором о безнаказанности при их нарушении»[556].
Со стороны может показаться, что система управления потерпела поражение. Она уже не может добиться своих целей. Она по-прежнему декларирует, что владеет каждой копейкой, каждой минутой, каждой клеточкой тела своих подданных и сотрудников, что она всем руководит и все распределяет, а в реальности люди уклоняются, и система ничего не может с этим поделать. Вроде бы люди перехитрили и победили систему управления. На самом же деле достигнут компромисс, удовлетворяющий интересы обеих сторон.
С одной стороны, люди получили то, что им нужно: спокойствие, сохранение жизни, здоровья, времени и имущества; они не выполняют того, что от них требует система. Но система также сохранила главное — потенциальную возможность перейти в нестабильное состояние и вернуть звенья системы управления назад, в аварийный, конкурентный режим. Сохранилась структура управления, позволяющая провести мобилизацию, распределение и перераспределение ресурсов, сохранилась базовая идеология, сохранился идеологический аппарат, продолжающий вдалбливать людям, что в назначенный час они должны быть готовы выполнять все, что от них потребуют.
Система сохраняет главное — возможность возвращения на круги своя. Этот исторический компромисс переводит всю страну в сонное, застойное состояние, своего рода анабиоз, который продолжается до очередной аварийной ситуации — проигранной войны, катастрофического отставания от Запада или чего-нибудь подобного. При наступлении такой катастрофы в обществе просыпаются старые стереотипы поведения, система «вспоминает», какой она была при первых князьях или генеральных секретарях, и начинаются управленческие чудеса — то никому не известный мясник Кузьма Минин собирает ополчение и выигрывает уже проигранную войну, то индустриализацию проводят за одно десятилетие, то за считанные месяцы вывозят на восток почти всю тяжелую промышленность, то истребляют и разгоняют все образованное население, а затем на пепелище успешно воссоздают передовую науку и образование, то немцев сначала пускают аж до Волги, а потом гонят назад, то совершают еще что-то невероятное.